Фанфики в студию

[saintsrow]

Название: Орнитология
Автор: Dark Star
Рейтинг: PG-13
Персонажи и пейринги: фем!босс Лесли Купер, гроза Стилуотера и де-факто владелица акций «Ультора»; Тельма Янг, правая рука Лесли Купер и нынешний исполнительный директор «Ультора»; Дейн Фогель, бывший председатель совета директоров «Ультора»
Жанр: джен, драма
Размер: мини (3727 слов)
Аннотация: ...Единственным, кто мог бы оскорбиться на такую безобидную шалость, был мистер Фогель, не единожды уличенный в неумении смеяться над собой, однако бывшего директора не видели с тех самых пор, как «Святые», взяв «Ультор» штурмом, водрузили на шпиле хрустального небоскреба собственный флаг. Глупцы считали Фогеля мертвым; умники предпочитали помалкивать.
От автора: AU, в котором Фогеля оставляют в живых после событий SR2

В Стилуотере, расположенном на краю океана и открытом всем ветрам, зима в этот раз выдалась что надо.

Мороз навалился на город в начале декабря и немедля сжал его в крепких, медвежьих объятиях, так что в считанные дни застыла вода у берегов, и покрылись ледяной коркой бетонные волнорезы. Младшеклассники бегали туда кататься, прихватив разноцветные санки, и те, кому строгие родители даже подходить близко к набережной запрещали, бегали все равно, порывшись перед тем всласть на помойке у дома: размочаленная картонка, на которой так весело съезжать вниз, не поцарапав новехонькие штаны, была в те дни предметом зависти у малышни. Все, что могло замерзнуть, застыло, все, что застыло, намертво примерзло к земле, и чайки, не успевшие вовремя улететь в теплые края, крикливо проклинали свою жизнь. Владельцы магазинов одежды переодевали манекенов, поправляя им меховые шапочки, как детям, и повязывая яркие шарфы: в моду после долгого перерыва опять входил лиловый. Старушки кормили нахохлившихся голубей. Бились, несмотря на многочисленные предостережения ди-джеев, машины на перекрестках. Все в городе, словом, было спокойно, все было хорошо, и даже местная шпана, гораздая выяснять, кто кого, сбавила обороты. Лишь однажды, в день февральской оттепели, прибывшая на вызов полицейская бригада собрала урожай жмуриков на углу прачечной, что подле математической школы.

К вечеру ртутный столбик термометра снова упал, будто в припадке, кровь вмерзла в снег, и ребятня обоих полов отполировала ее ногами, катаясь по розовой дорожке изо льда туда и обратно. Учительница тригонометрии наблюдала за этим безобразием из окна своего кабинета и впустую строчила кляузы в попечительский совет: гигант «Ультор», взваливший благоустройство города себе на широкие плечи, впал в спячку, и машины с рыжим логотипом компании появлялись на виду так редко, что это впору было приравнять к рождественскому чуду. Никто не убирал снег с улиц и не развешивал праздничных гирлянд, никто не посыпал оледеневшие бульвары песком и солью. Никто не почесался даже тогда, когда Джейн Вальдерамма собственной персоной поскользнулась по дороге в студию, расшибла правую руку и пообещала растрезвонить о позорном бездействии «Ультора» на всю страну.

Дальше пустых и громких обещаний, впрочем, дело не зашло. Мудрые люди отсоветовали Джейн будить спящего гиганта, тем более что в его мозгу, судя по всему, происходила напряженная умственная работа. Светились заполночь окна небоскреба, служившего «Ультору» штаб-квартирой, перекидывались деньги со счета на счет, а что до акций компании – те были по дешевке раскуплены какими-то странными лицами, в которых даже дурак, с трудом складывающий два и два, распознал бы подставные. От этого множились слухи, зарождаясь сами собой, как мыши в грязном белье: одни прочили «Ультору» оглушительное банкротство, другие – неслыханный подъем, а третьи и вовсе шептались, что исполнительный директор «Ультора» Дейн Фогель сбежал с миллиардом долларов и длинноногой блондинкой, оставив свой «Титаник» на волю недоброй судьбы, а утопающих – на милость рынка труда, но этих пустозвонов и вовсе никто не принимал всерьез.

Всю зиму «Ультор» лихорадило, словно гигант болел и никак не мог определиться с тем светом или этим, но к весне оправился и, стряхнув с себя недомогание, расправил широкие плечи. Заткнулись завистники, примолкли банкиры, и журналисты, приглашенные на встречу за закрытыми дверями, вернулись довольными, как хищники, набившие себе досыта животы. Они переваривали три дня и три ночи, прежде чем выплюнуть кости, и редакции вмиг растащили остатки пиршества по первым полосам. «”Ультор” во власти “Святых с Третьей Улицы!”», надрывались желтые газетенки. «Чего добиваются “Святые” этим дерзким шагом?», спрашивала небезызвестная «Стилуотер Таймс». «Вчерашние гангстеры – сегодняшние воротилы бизнеса!», кричал заголовок в свежем выпуске «США сегодня», а прямо под ним красовалась черно-белая фотография Лесли, мать ее, Купер в костюме, на лацкане которого красовалась пышная геральдическая лилия.

Так могла бы выглядеть сытая львица, что явилась из прерии прямо на светский раут, перекусив по пути охранниками фейс-контроля.

На фоне общей паники лишь «Форбс», как истинный джентльмен, сумел сохранить лицо, а точнее сказать – обложку: мартовский номер украшала фотография мисс Еще-вчера-никто-и-звать-никак в шикарном костюме-тройке, с ниткой жемчужных бус на шее и коленопреклоненным мужчиной между ног. Нынче ее величали мисс Янг, госпожа исполнительный директор «Ультора», будьте добры, и пока завистливые языки обсуждали лиловый жилет на голое тело, злые не преминули заметить, что мальчик, выбранный для фотосъемки, выглядит точь-в-точь как ее предшественник, старина Фогель, со спины. Это назвали тонкой, как перчик чили, шуткой для знатоков; изящным упражнением в остроумии. Единственным, кто мог бы оскорбиться на такую безобидную шалость, был сам мистер Фогель, не единожды уличенный в неумении смеяться над собой, однако бывшего директора не видели с тех самых пор, как «Святые», взяв «Ультор» штурмом, водрузили на шпиле хрустального небоскреба собственный флаг.

Глупцы считали Фогеля мертвым; умники предпочитали помалкивать.

Когда учительнице тригонометрии подложили пластиковую какашку на стул в честь дня дураков, розовая дорожка у прачечной растаяла без следа, а весна окончательно потеснила зиму, дела в Стилпорте пошли на лад. Ободранные коты объявили сезон охоты на расчирикавшихся помоечных птиц. Шпана взялась за ножички, молодежь достала мопеды, и старушки, мигом растеряв приличествующее их возрасту благочестие, с ругательствами грозили лихачам вслед клюкой. Люди привыкли к мысли о том, что штурвал оказался в крепких руках Лесли Купер, и стали говорить о том, что все, так или иначе, складывается к лучшему в этом лучшем из миров.

В один из прекрасных весенних дней, которые хочется удержать в памяти и хранить до самой старости, присыпав нафталином, из подземного гаража компании «Ультор» вырулил огромный внедорожник «Мицубиси» с затененными стеклами. Джип немного помедлил на сложной развязке, а затем водитель – или, точнее, водительница, так как за рулем была Лесли Купер, глава «Святых с Третьей Улицы» и де-факто владелица всех акций «Ультора», – плюнула на правила дорожного движения, пересекла двойную сплошную и покатила на север. Легковушки, завидев ее, уступали дорогу, постовые отводили глаза, и Лесли не отказала себе в удовольствии еще полихачить, свернув направо из крайнего левого ряда. Двух пассажиров на заднем сидении тряхнуло и бросило друг к другу под «Лючию ди Ламмермур» Доницетти.

– Ты бы ремни безопасности проверила потом, – заметила Тельма. Один из ремней смял лацкан ее спутника, и Тельма бережно расправила гладкую, серую в полоску ткань дорогого пиджака. – Разболтались, нет?

– Нашла о чем думать, – хмыкнула Лесли, не повернув головы. – Скажи лучше, куда за пиццей прошвырнемся, когда назад поедем. У «Донателло» экономят на сыре теперь, ну их в жопу.

– В «Иль Шматио» тоже не поедем, у них нет вегетарианской.

– Ты вот что, подруга... – Не переставая лавировать в тесном потоке машин, Лесли наклонилась и принялась шарить в бардачке одной рукой. Оттуда вывалился пакет из «Веснушчатых сучек» с засохшими остатками гамбургера внутри, свеженькая, не распакованная еще пачка вишневых сигарилл и крошечный дамский пистолетик. – Уй, блядское же блядство... Лови!

На заднее сиденье полетела книжонка «Стилуотер с одной буквой “л”». Раскрывшись в полете, брошюра шлепнулась соседу Тельмы прямо на колени. Тот вздрогнул, но не мог ни стряхнуть ее, ни высказать свое возмущение: руки у него были перевязаны в запястьях, глаза – закрыты повязкой, а рот заклеен крепким, доказавшим свою пригодность уже не раз строительным скотчем.

Тельма подняла справочник, не моргнув и глазом.

– У «Мама Джонс» слишком тонкое тесто… – сказала она задумчиво, шелестя страницами. – «Фиеста»? Возможно, нам стоит открыть собственную пиццерию. Через общепит можно прекрасно отмывать деньги.

– Кстати! – развеселилась вдруг Лесли. – О пицце. Прихожу я тут к тебе неделю назад, а парень твой на ресепшене – Вилли? Билли? – и говорит: к мадам нельзя, мадам занята, мадам деньги считает, и вообще я вас не знаю, подите отсюда. Да где ты выкопала такого? Я думала, твой прежний был толковым малым.

– Нервы у него шалили, – пояснила Тельма. – Уволился в начале марта, запаковал чемоданы и, говорят, дал деру в Европу. Боялся еще, что я его отрабатывать заставлю две недели по договору.

– Ну и дурак. – Лесли вдавила тапку в пол и лихо подрезала какого-то хлыща на лакированном и блестящем, как леденец, «Вольво». – Чем ты напугала так пацана?

— А помнишь, у меня тогда шли переговоры с «Дженерал электрик»? Видите ли, некто Дейн Фогель задолжал им за прошлый год несколько миллионов… или десятков миллионов, Дейн?

Фогель на соседнем сиденье протестующе замычал.

— На следующее утро, когда эти горе-кредиторы уехали, Марк — ты не помнишь, но его звали Марк — занес мне кофе и… в общем, ковер от крови вычистить еще не успели. Под конец дня бедолага писал заявление дрожащей рукой и смотрел на меня, как на кентервильское привидение.

— Мало того что дурак, — заржала Лесли, — так еще и редкостное ссыкло!

— В отличие от Билли, — вступилась за честь своего нового помощника Тельма. Билли был кудряв, пунктуален и, все всякого сомнения, очень умен. — Ты его не обижала?

— Вот еще, младенцев бить! Сказала, что пиццу принесла. С этими, как их, шампиньонами…

Машину затрясло, будто на смену гладкому шоссе пришла стиральная доска: это внедорожник со всей дури пролетел по «лежачим полицейским». Их расположили на въезде в город, чтобы лихачи вроде Лесли Купер вдарили по тормозам, но та не снизила бы скорость, даже если бы вместо бетонных копов на дороге лежали живые, настоящие, в фуражках и при значках.

— Билли как сообразил, кто ты, так до конца недели ходил нервный, — сказала ей Тельма. — Сахара мне в кофе пересыпал… Отличную пиццу ты тогда притащила, кстати.

Лесли, быть может, и ответила что-то, но рев из-под капота заглушил ее слова: джип рванулся вперед, будто почуяв свободу, и стрелка на спидометре прилипла к сотне. Сотня была ровным, красивым числом, и Тельме нравилось слушать, как гудит мотор, выжимая из себя скорость и силу. Дамба, соединявшая Стилуотер с материком, уходила серой полосой в горизонт, и от мельтешения фонарей за окнами рябило в глазах. Солнце, плясавшее на воде, отбрасывало такие резкие, слепящие блики в салон, что Лесли опустила козырек и надела огромные, в пол-лица, авиаторы от Дольче и Габбана.

Недолго думая, Тельма наклонилась, задев плечом своего пленника, и опустила боковое стекло. В щель тут же ворвался свежий сквозняк, пахнущий солью, пляжем, морем; он взъерошил Тельме рваную челку и отхлестал Фогеля по щекам.

— Тебе дует? — спросила Тельма. — Извини.

— Ну ты милая что пиздец, — хохотнула Лесли с переднего сиденья. — Спроси еще, не жмет ли ему кляп.

— Ты иногда заставляешь меня чувствовать себя очень плохим человеком, Лэс.

— Привыкай. Мы теперь на вершине этой, как ее — пищевой цепочки. Надо жрать мелюзгу.

В кармане Леслиной куртки то и дело трепыхался айфон: это беспокоил Джонни, ответственный за поставку крупной партии оружия. В процессе возникли какие-то недоразумения, и Гэту приходилось повышать голос, перекрикивая полицейские сирены и треск пулеметной пальбы. Названивали наперебой, обрывая линию в желании выслужиться, и неугомонные младшие лейтенанты, но босс рявкнула на них ото всей души, и телефон на время примолк.

— Я как мамочка с ними, — криво усмехнулась Лесли. — Пирс, не дергай Шонди за дреды, Шонди, не бей Пирса по яйцам. Сколько можно, блядь... Хотя я, знаешь, думаю иногда, что мисс Торчок потолковей будет. Вон стрелку с картелем Хуареса мне забила.

В той детской сказке с подвохом, которую Лесли читал вслух один из мимолетных и невыразительных отчимов, простой солдат, хитростью убив короля, получил корону, все царство да еще руку принцессы впридачу. Реальность была далека от вымысла: никто не спешил протягивать Лесли Купер, убравшей всех конкурентов, ни ключи от города, ни пальмовую ветвь, ни руку. Пока Тельма пыталась отвести беду от «Ультора», поставленного Фогелем на грань банкротства, Лесли выгрызала свое право рулить бизнесом наравне с большими наркодельцами, съевшими на торговле дурью не собаку — целого слона. Тельма кормила Фогеля плоскими персиками, отрезая им замороженные бочки, прихваченные беспощадными стилуотерскими холодами, а Лесли всю зиму резала шеи и ломала шеи, и делала это до тех пор, пока не проняло весь криминальный мир Америки: от Вашингтона до сраного Техаса.

Но Лесли и того было мало.

— Не хочешь в Мексику прошвырнуться через недельку? — спросила она, будто речь шла о развлекательной поездке в санаторий. — Поговорим по-дружески с местными ребятами.

— А по-дружески — это мне сколько обойм понадобится? Много или ни одной?

— Какая разница? — удивилась Лесли. — Обоймы на Джонни. Как у тебя со временем, найдется пара деньков?

Тельма в задумчивости поправила на носу очки.

— А знаешь, с удовольствием. Помнишь, ты тогда меня разбудила с пиццей? Треклятый аудит, я неделю в офисе из-за него ночевала… но теперь можно развеяться.

— Что, удачно прошел?

— Ага.

Машина замедлила ход: это Лесли свернула с шоссе на грунтовую дорогу, ведущую прочь от оживленной магистрали. По обеим сторонам тянулись теперь голые, облезлые поля, желтые от прошлогодней травы. Кое-где в прогалинах еще лежали прогорклые пласты снега, ломкие по краям. Пахло рыхлой землей, талой водой, прелыми листьями, — словом, всем тем, что знаменует неизбежное наступление скорой весны, — и Фогель, вздрогнув вдруг всем телом, подался вбок, насколько позволяли ремни безопасности, и прижался лбом к холодному стеклу, за которым мелькали редкие деревья. Он дышал глубоко и часто, словно надеялся опьянеть от свежего воздуха, и Тельма, помедлив мгновение, положила пальцы на его стянутые запястья.

— Какие у тебя руки горячие, — мимоходом заметила она и тут же вернулась к разговору о делах, продолжив тоном не то опытной бизнес-леди, не то профессиональной гангстерши: — Лесли, эти твои мексиканцы грозят нам каким оборотом? Лишние три миллиона в месяц я тебе верну чистыми, конечно, только… лучше не через «Ультор». Дела идут хорошо, но меня и так с пристрастием допрашивала налоговая. Пока рано.

— Мелко берешь, подруга. Я намерена выбить пять, и то, блин, не продешевить бы. Хотя, впрочем…

За прошедший год она навострилась ворочать числами с таким количеством нулей, что раньше не могли ей и в сладком сне присниться. Пока Лесли молчала, высчитывая грядущую прибыль в уме, Тельма нащупала на запястье своего пленника ямку, в которой лихорадочно стучал пульс, и скользнула подушечками пальцев по его ладони. Дорога под колесами становилась все хуже. Джип переваливался со стороны на сторону («Ах, ну блядское же блядство!» — выругалась Лесли, угодив со всей дури в яму), под колесами хлюпала грязь.

Под конец машина остановилась, мотор стих. Щелкнули ремни безопасности. Фогель не мог отстегнуть свои, поэтому о нем позаботилась Тельма.

— Приехали, — сказала Лесли, распахивая боковую дверь, и в кабине наконец-то стал слышен многоголосый птичий хор. — Вылезай.

Фогель не двинулся, — только ссутулил плечи и стал как-то меньше ростом, — и Тельма воспользовалась моментом, чтобы распустить узел на его затылке. Ее шелковый шарфик, закрывавший Дейну глаза, оказался теплым и чуточку влажным.

— Оглох, что ли? — сквозь зубы процедила Лесли. — Конечная. Поезд дальше не идет.

Она сдернула ослепшего Фогеля с сиденья, как с насеста, и силой повела прочь от машины. Прежде чем выпрыгнуть следом, Тельма поднесла повязку к губам: та была соленой, как любимое Тельмой море; как просроченный соевый соус из лапшичной ее отца; как кровь.

— Кляп сними ему, — сказала она Лесли в спину.

— Нахуя? — отозвалась подруга. Фогель шел спотыкаясь, как обреченный – на виселицу. Щегольские ботинки скользили по раскисшей весенней земле, и его приходилось то и дело подбадривать тычками. — Песенку он свою спел.

— Лэс!

Когда Тельма нагнала их, Фогель уже стоял на коленях у молодой сосны. Он плакал, опустив покрасневшие глаза, но тотчас вскинулся, стоило Тельме взять его за подбородок, и ухватился за ее руки, будто те были соломинкой, которая способна чудом выдержать свинцовый вес идущего ко дну человека.

— Охота тебе возиться… — буркнула Лесли.

Чтобы отодрать прилипший намертво скотч, пришлось изрядно постараться. Фогель морщился, гримасничал, но терпел, и только его пальцы, сжавшие Тельмин рукав, стискивали плотную ткань ветровки все сильнее. Над его головой, не ведая о разыгрывающейся внизу драме, надрывались лесные певуны, уже вернувшиеся из зимней командировки в Южную Америку. Им вторил жаворонок, обладатель громкого голоса и смешных черных рожек на голове. За спиной у Лесли рассыпался звонкой трелью кардинал, и Тельме показалось, что она даже заметила его красное оперение в голых ветках осины.

— Тельма, пожалуйста… Я ведь тебе нужен! Я же помогал тебе с «Ультором»! Пожалуйста!

— Ну конечно, Дейн, я без тебя ни на что не способна. — Продолжая крепко держать Фогеля за подбородок, другой рукой она заставила его разомкнуть пальцы и выпустить ее ветровку. Если Тельма и была соломинкой, то той самой, под которой ломается наконец-то, не выдержав, крепкая двугорбая спина верблюда. — Это ты у нас выпускник хорошего колледжа с безупречным резюме, а я кто? Так, девочка на подпевках.

— Никогда я такого не говорил! Тельма, ты ведь знаешь: я сделаю все, все, что ты захочешь. Мы с тобой могли бы…

— Могли бы — что? — переспросила Тельма спокойно. — Я просила Лесли сохранить тебе жизнь под мою ответственность, чтобы ты помог мне разгрести бардак, который сам же и устроил… Понадеялась на твое хваленое благоразумие. Но плести интриги у меня за спиной не было благоразумно.

— Я думал, вы меня убьете, — выдохнул Дейн. — Пожалуйста! Я думал, если аудит пройдет хорошо…

— Если аудит пройдет хорошо, думал ты, на следующий день «Святые» утопят незадачливого помощника в ближайшем пруду. За ненадобностью. Так? И тебе показалось, что достаточно внести в отчетность «Ультора» небольшой беспорядок… сделать свою персону жизненно необходимой… и тогда беспомощная милая Тельма оставит тебя чирикать в клетке, как любимую канарейку.

Фогель сглотнул. Он зимовал в подвале, баюкая сломанную руку и объясняя Тельме, что к чему в зыбком мире финансовых мегакорпораций, и все это время та спускалась к пленнику в дорогих рубашках, цокая каблучками и благоухая ароматом из последних французских коллекций. За три месяца свыкся с этой дамочкой, заигрывал с ней и даже возомнил, что может обвести ее вокруг пальца, но в растрепанной азиатке с железной хваткой и следа не было от лощеной и всегда вежливой мисс Янг.

— А я ведь обещала, что мы тебя не тронем. Жаль, ты такого низкого мнения обо мне и моих обещаниях.

— Тельма, я…

— Глупый, — сказала Тельма с жалостью, поправляя рукава старенькой ветровки, — маленький Дейн. Хотя бы сейчас веди себя как мужчина: есть у тебя хребет или нет? Даже больно не будет. Обещаю.

— Тельма, прошу тебя! Тельма, я не хочу…

«Я не хочу умирать» — хотел сказать Фогель, но последнее слово костью встало у него в горле, — ни туда, ни обратно, — и он задохнулся от жалости к себе. Слезы жгли его щеки, страх – сердце, и невыносимо было помыслить о том, что этот весенний день с пением птиц, ясным безоблачным небом и беззащитными, только что проклюнувшимися почками станет для него последним, потому что так решила сумасшедшая девица без тормозов, но с пушкой.

— Ты закончила? — хмуро поинтересовалась Лесли за его спиной, взводя курок. От сухого щелчка Фогель вздрогнул и бросил на Тельму очередной взгляд, полный отчаяния, мольбы и муки.

— Сейчас.

Когда Дейну, любимчику учителей и девчонок, было всего десять, он на спор целовал недотрогу Смит, самую красивую и скромную ученицу класса, спрятавшись в тени гаражей за школой. Припекало вечернее солнце, пахло пылью и грозой, наползавшей с юга, а в светлых волосах Вирджинии запутался огромный майский жук, перепугав бедняжку до слез. Среди одноклассников он ходил потом кум-королем, но счастье продлилось недолго: тем же вечером Ник отобрал у тощей уличной кошки раненого, но живого еще воробья, и вся ватага дворовых мальчишек единогласно решила, что птица в руках лучше, чем какой-то там поцелуй.

С тех пор прошло двадцать лет, но Дейн, отчаянно пытавшийся уцепиться хоть за какую-то деталь своей жизни, чтобы удержаться на плаву и не потонуть с концами, вспоминал только шиповник за школой и дурацкого воробья. Его губы, искусанные в кровь и онемевшие от кляпа, казались сухими и неловкими, будто он целовался первый раз в жизни, а вовсе даже не в последний. Тельмины пальцы размазывали влагу по его щекам, и под конец их подушечки покалывало от едкой, хуже уксуса, соли. Что же стало с тем воробьем, когда Ник, устав возиться с ним, поклялся отдать его первому, кто попросит?

— Я закончила, — сказала Тельма.

Выстрел потряс мир до основания, расколол на две части: «до» и «после». Притихли певуны в ветвях каштана, замолк жаворонок; кардинал с отчаянным криком метнулся прочь, только его и видели, но больше всех перепугался Дейн Фогель, согнувшийся у Тельминых ног. Сам не свой от страха, бессловесный как камень и взмокший до последней нитки, он не слышал, что Тельма раз за разом повторяет его имя, — Фогель, Фогель, — как детскую, потерявшую всякий смысл считалку. Жив, думал он, и кроме этого ничто не имело значения. Жив. Жив!

— Посмотри на меня. Давай. Ну же, Дейн! — Фогель замешкался, и Тельма снова стиснула его подбородок, заставляя вздернуть голову вверх. — Из-за твоих неуклюжих происков я могу после этого аудита сесть в тюрьму. Чего ты хотел — этого? Чтобы мы лишились «Ультора»? Поздравляю. Почти получилось. Ты меня слышишь вообще, Дейн?

— Да, — выдохнул, наконец, Фогель, прикладываясь губами к сухому девичьему запястью. — Я… Спасибо. Да.

— «Спасибо»? — переспросила Тельма недружелюбно и так холодно, что Дейна вмиг пробрало до костей. — А где мое «Прости, Тельма, я виноват»?

— Я очень виноват, Тельма. Правда, я… Я подделал бумаги, я виноват, но мы будем работать вместе, мы все исправим, и дела «Ультора»…

— Мне не нужно это «мы». — От ее жестких пальцев на подбородке Дейна остались красные пятна. — Мне нужно, чтобы ты сказал мне, куда смотреть и что искать. И если ты ненароком забудешь упомянуть какую-нибудь мелочь, я постараюсь сделать твои дни в тюрьме — а ты обязательно сядешь в тюрьму за свои махинации — как можно более неприятными. Веришь?

Дейн поспешно кивнул. Тельма не была вооружена, а руки ее, маленькие, ухоженные руки были пусты, но Фогель был уверен, что, стоит ему поднять голову, он посмотрит не в глаза Тельме, а прямо в страшное черное дуло пистолета. Простое и бесхитростное, как инстинкт одноклеточного, желание владело в тот момент всем его существом. Он хотел жить, пусть в нищете и позоре, пусть в темноте и грязи, но жить; жить, даже если луч солнца, падающий на тюремную койку, будет единственным, что у него останется.

— Лесли предпочла бы пустить тебе пулю в затылок прямо в подвале. У меня более сдержанный характер.

— Я предпочла бы пустить в него пулю прямо сейчас, — бросила Лесли, убирая пистолет.

— Ты злая, — легко ответила Тельма, — потому что голодная. Знаешь что? К черту пиццу, я сделаю дома буррито — будет даже вкуснее, чем в этой вашей Мексике. Но сначала наш друг Дейн Фогель — одолжи мне айфон, Лэс, он звук пишет лучше, — наш друг расскажет о том, как он довел «Ультор» до банкротства.

~ ~ ~

— Без пяти минут дохлый он, — небрежно сказал Том, пиная со скуки придорожный камень. — Сам подумай! Нафига кому сдался дохлый воробей?

— Не хочешь — не бери, — буркнул Ник. Виновник происшествия, изрядно потрепанный в мальчишеских играх, сидел рядом, съежившись в пернатый комок. Он и рад был смыться — но Ник, опытный охотник, первым делом привязал воробью на лапу шнурок, выдернутый из кроссовки. — Что, отпускать?

— Отдай, — вклинился Дейн, — нашей кошке. Кис-кис! А ну, иди сюда!

Та переминалась за гаражами, но выходить не спешила: в отличие от собак, которых просто умаслить ласковым словом и брошенной костью, кошки злопамятны и осторожны, и не прощают тех, кто пытался подпалить им усы. Мимо проехала банда старшеклассников на роликах, пересыпая речь смехом и матом, и кошка вовсе юркнула в тень: только ее и видели. Том ушел, пиная выуженную из кустов жестянку «Кока-колы». Вечернее солнце склонилось над ржавыми крышами домов, и Дейн, прищурившись, вспомнил о том, что завтра обещали тест по алгебре, а он не готов, ну ни капельки.

— Пошли, — сказал он, — что ли, домой.

— Ща.

Воробей, давно смирившийся со своей участью, все сидел на одном месте, прикрыв глаза полупрозрачной пленкой. Не сразу сообразив, что никто больше не удерживает его в плену, он запоздало встрепенулся и после неудачной попытки взлететь поскакал в сторону гаражей, подволакивая увечное крыло. За ним тянулся разноцветный шнурок. Ник, не удержавшись, занес ногу, чтобы пригвоздить его к месту — и вдруг передумал, провожая птицу взглядом.

— Пусть валит, куда хочет, — пояснил он. — От меня убудет, что ли. Пойдем?

За их спинами кошка, осмелев, скользнула по пыльной земле.

Название: Реслинг
Автор: Dark Star
Рейтинг: PG-13
Персонажи и пейринги: Мэтт Миллер и его замечательные родители, фем!босс Лесли Купер и Эдди «Киллбейн» Прайор
Жанр: драма
Размер: мини (1925 слов)
Аннотация: Поспешно сбежав из Америки в родной Лондон, Мэтт упустил свой шанс самолично побывать на шоу «Смертельный матч XXXI», в котором глава «Святых с Третьей Улицы» бросила вызов боссу «Лучадоров». К добру или к худу, Мэтт всегда может посмотреть трансляцию поединка в живом времени.
От автора: «Реслинг — вид постановочного действия, сочетающего атлетические навыки, боевые искусства и театральное мастерство» © википедия

Когда самолет пошел на посадку и разорвал носом тяжелые сизые тучи, Лондон, наконец, показался внизу: серый, словно покрытый копотью, чопорный, как традиционный файф-о-клок. По пассажирскому салону прокатился сдержанный вздох облегчения. Пожилая леди у иллюминатора отложила газету, джентльмен слева стал неторопливо готовиться к выходу, пятилетняя девочка через ряд вся извертелась на коленях у матери, поминутно спрашивая, когда же откроют двери, однако Мэтт лишь кинул мрачный взгляд за окно: его ждал не дом, милый дом, а вынужденный домашний арест.

Аэропорт Хитроу встретил беглеца мелким дождиком и сырым пронизывающим ветром. Мэтт прошел все семь кругов паспортного контроля как во сне, не поднимая головы от телефона, и скрылся в толпе, караулившей багаж. Стащил с гусеницы свой чемодан с синей наклейкой «Декеров» (это был последний привет из той, яркой и опасной, как блокбастер, жизни), поднял глаза — и сердце ухнуло в пятки: прямо в глаза ему со снисходительной усмешкой смотрел лощеный красавчик в дорогом костюме и черных очках. «Джонни Гэт», гласила подпись на биллборде. «Попробуй новый энергетический напиток от “Святых с Третьей улицы”, ведь в каждом из нас есть святой!»

— Боже, какой ты тощий стал, — сказала мать с порога. — Дэвид, ну-ка, погляди, во что сын превратился! Мэтти, вас там что, не кормили, что ли?

Мэтт поцеловал мать и задумчиво стер с ее щеки след голубой помады.

— Нормальный сын, — добродушно сказал отец, заключая Мэтта в крепкие объятия. — Прекрасный сын! Вытянулся, я смотрю, подрос, но одет, кхм… У вас там в колледже что, все так ходили?

— Ну что ты, па, — вяло отшутился Мэтт. — Только на факультете айтишников.

Старый дом пах лимоном, книжной пылью и свежей типографской краской — одним словом, тем, до чего Мэтту в его шестнадцать уже не было никакого дела. Он бродил по комнатам, чувствуя себя неловко, как человек, которому показывают его же детский чепчик, разбросал по кровати свои вещи и, наконец, устроился с ноутбуком у окна, обманутый в лучших чувствах. Американская мечта в лице Филиппа Лорена поманила его деньгами и славой, игрой по-крупному и популярностью среди таких же, как он, изгоев — а затем сдулась, оставив его на бобах, хорошо еще — живым и здоровым. Черт же дернул бельгийского франта связаться со «Святыми»! Черт же дернул самого Мэтта лезть куда не следует!

Как любой подросток, Мэтт ненавидел работать над ошибками.

— Налить еще чаю?

— Нет, мам… Я лучше газировки.

— Совсем одичал в этой своей Америке, — шутливо вздохнула мать. — Ох, Мэтти. Мы с отцом, знаешь, очень рады, что ты решил продолжить обучение дома… Ты наш единственный ребенок, и мы очень скучали без тебя.

Мэтт ковырял салат с курицей. Перспектива ходить в английский колледж казалась ему немногим веселее, чем посещение воскресной школы.

— Бабушка утром звонила. Спрашивала, когда ты приезжаешь… Мы навестим ее на выходных. Только будь добр… Мы с отцом все понимаем, но не стоит шокировать ее молодежной модой, хорошо?

— Конечно, мам.

— Как этот ваш стиль называется? — спросил отец из гостиной, переключая каналы. — Киберфанк?

— Киберпанк, папа! Почитай Гибсона.

В пристойной белой майке, в джинсах и без помады Мэтт казался себе чужим и незнакомым. В ванной, стоя перед запотевшим зеркалом, он подвел этому незнакомцу глаза, и лишь тогда, наконец, стал хоть чуточку похож на мистера Миллера, лидера «Декеров» и самого юного хакера США, а может, и всего мира.

Надо, подумал он, сменить на фейсбуке фотку.

— Дэвид! Оставь, пожалуйста, «Би-Би-Си», — попросила мама, бросив обеспокоенный взгляд на часы. — В семь начинается «Доктор Кто».

— Еще двадцать минут! — отозвался отец. — Не волнуйся, я тоже хочу посмотреть на Капальди...

Миллер-старший щелкнул пультом. Фильм о Второй мировой войне сменился яркой заморской картинкой: прыгали на экране лица, надрывались ведущие, пытаясь перекричать беснующуюся толпу, и Мэтту, узнавшему логотип передачи, вдруг стало не по себе, хотя теперь между ним и бывшим боссом были добрые четыре тысячи миль, Атлантический океан и мама.

— Это чудесный день для всех любителей жесткого боя без правил, Бобби!

— И самое время делать ставки, Зак! Дамы и господа, спешите рискнуть содержимым своих кошельков, ведь в красном углу по-прежнему человек, который еще младенцем задушил пуповиной свою акушерку, нет, не человек — Ходячий Апокалипсис; Эдди Прайор по кличке Киллбейн!

— Дэвид, — укоризненно сказала мама.

— Но теперь, когда Анхель де Ла Муэрте покинул арену, в синем углу — Мясник Стиоутера, и ведь не скажешь, что это прозвище дали такой очаровательной женщине…

— Очаровательной и опасной женщине, Бобби!

— Итак, в синем углу — Мясник Стилуотера и лидер «Святых с Третьей улицы» Лесли, Лесли Бенита Купер!

— Девчонку совсем поставили, — покачал головой Миллер-старший. — Они же в разных весовых категориях. Где такое позволено? Ох уж эти американцы…

Толпа взревела так, что у Мэтта, казалось, заложило уши и помутнело в глазах. Мелькали лица ведущих, зеленые шарфы болельщиков и сиреневые лилии «Святых», как в сумасшедшем калейдоскопе, басы терзали барабанные перепонки, и Лесли Купер ласково улыбалась сопернику в маске «Лучадоров», будто явилась на шоу «Свидание вслепую», а не «Смертельный матч XXXI», откуда проигравших нередко увозили на карете скорой помощи прямо в реанимацию. Ее соратник уже корчился на полу у ринга, на чем свет стоит костеря то переломанную ногу, то «блядского Киллбейна».

— Дэвид! — строго оклинула мама. — Фу, грубость какая! Переключи. Ребенку незачем такое смотреть.

— Нормально, мам, — выдавил Мэтт. — Мне интересно.

Взвизгнули фанфары, знаменуя конец перерыва, и Киллбейн тут же ринулся в бой. Он был тяжелее и выше, и, хотя Лесли с проворством уворачивалась от его пудовых кулаков, нетрудно было догадаться, кому в конце передачи понадобится священник. Мэтт смотрел на эту битву титанов — и сам не знал, зачем смотрит; должно быть, смутно надеялся на то, что один человек, пугавший его до дрожи в поджилках, свернет шею другому, и клином вышибит засевший в его, Мэтта, груди клин. Вот Киллбейн замахнулся, ослепленный яростью, и финал боя, казалось, был уже близок, но Купер пригнулась, проскочила под рукой рестлера и в мгновение ока очутилась на его спине.

— Ничего себе поворот, Бобби!

— Вы только поглядите — Киллбейн снова промахнулся, а Мясник Стилуотера не теряет времени даром! Невероятно!

Киллбейн ревел, как разъяренный бык, а Купер гнала его в угол, награждая ударами то справа, то слева, чтобы припечатать кулаком в солнечное сплетение и молотить обвисшего на растяжках противника, будто тот был боксерской грушей. Толпа бесновалась. Кто-то кинул прямо в центр ринга бейсбольную биту, и Лесли, усмехнувшись, сжала ее в руках.

— Боже правый! — ахнула мать.

— Это все спектакль, — невозмутимо пояснил отец. — Ты думаешь, они всерьез друг друга колотят? Реслинг — постановочный вид спорта, там каждый чих на ринге заранее оговорен.

— Но все-таки…

Рефери объявил перерыв. Противники разошлись по углам, вытирая пот. Пока Киллбейн куковал в одиночестве, — верные лучадоры отчего-то не спешили ему на помощь, — невысокая азиатка в очках поднесла Лесли Купер влажное полотенце, и Мэтт вспомнил ее голос с акцентом прежде, чем имя. Это она, просочившись в виртуальный мир под руководством Кинзи Кенсингтон, отводила от него карающую руку главы «Святых»: «Да ладно тебе, босс! Он же мальчишка совсем… И он вернет нам все, что было украдено с наших счетов. Так, Мэтью?»

Сейчас обе улыбались. Тельма Янг шепнула что-то боссу на ухо, и в этом движении губ Мэтту почудилось: «Прикончи его».

На экране начинался следующий раунд. Мелькнул и пропал логотип «Смертельной схватки», исчезла Тельма Янг с полотенцем, и Киллбейн, набычившись, пошел в атаку, намереваясь раздавить Лесли Купер в лепешку.

— …Вот так они и получают деньги, — солидно пояснял отец. — Сценарий боя хранится в строжайшем секрете, и зрители платят за шоу, ну и букмекерам, само собой, кое-что перепадает.

— Какой накал страстей, Бобби! Похоже, наши бойцы серьезно настроены сегодня ночью, и одного из них увезут с поля боя на щите!

— Да ты только… О, боги, он промахнулся, он опять промахнулся, Зак! Сегодня явно не день Киллбейна!

— Уже жалеешь, что поставил на него сотку, Бобби?

— Ничуть, Зак; ведь на Лесли Купер я поставил косарь!

Лесли применила болевой захват, и слова Бобби потонули в реве трибун: начавшаяся семь минут назад схватка готова была вот-вот закончиться поражением Ходячего Апокалипсиса, главы «Лучадоров», человека, который вот уже десять лет не проигрывал ни одного матча и не показывал никому своего лица. «Маску! Крови!» — неистовствовали зрители, сами не зная, чего желают Киллбейну, — несмываемого позора или мучительной смерти, — но уверенные в одном: больше зрелищ, громче музыку, ярче шоу! «Маску! Крови! Мас-ку!»

Оператор взял испуганные глаза Киллбейна крупным планом.

— Пожалуйста…

— Улыбнись, Эдди, — сказала Лесли Купер. — Тебя снимает скрытая камера.

Зеленая маска взметнулась в воздух.

— Как она его! — не без удовольствия сказал отец.

Мэтт чувствовал себя легким, как воздушный шарик. Он не заметил, как сладкий сон об американской мечте превратился в тягостный кошмар, в котором людей убивали якобы понарошку, а потом оказалось — по-настоящему; в котором крупные дельцы криминального мира походя польстили ему, посадив за свой стол, а затем чуть не сожрали с потрохами; в котором добрый дядька Киллбейн превратился в тирана, гораздого сворачивать подчиненным шеи за лишнее слово или косой взгляд. Однако теперь в лицо Мэтту смотрел обычный, как сосед по улице, лысеющий мужик лет сорока с забавным именем Эдди. Капля пота повисла на его мясистом носу, желваки играли на скулах; бояться такого было смешно и как-то даже глупо, и добрая половина страхов, что терзали Мэтта с тех пор, как Киллбейн поднял на него руку, — а рука у рестлера была тяжелая, — вдруг развеялась как дым. Страшный сон оборвался, и Мэтт, наконец, пришел в себя в уюте родительской гостиной. Киллбейн и Лесли Купер оказались всего лишь персонажами грубого постановочного шоу, которое смотрел его отец. Мама сделала чаю перед просмотром «Доктора Кто». Все было хорошо.

— Дэвид, без пяти семь! — напомнила мама. От ее чашки шел удивительный, домашний запах бергамота.

— Я помню, — уверил отец, но не спешил переключать канал.

Не спешила и Лесли Купер, прижимая Киллбейна к полу под нескончаемые вспышки фотокамер.

— Какая прекрасная ночь, Зак. Какой шикарный матч! И как бы вы ни относились к «Святым с Третьей улицы», дорогие зрители — вы можете любить их, можете ненавидеть, — но уж признать, что сегодня Лесли Купер наголову разбила лидера «Лучадоров», вы просто обязаны!

— А ведь я говорил, что прозвище «Мясник Стилуотера» не достается за красивые глаза, Бобби! Киллбейну еще повезло, ведь последний противник, с которым Лесли Купер сошлась на ринге… О, срань господня!

Толпа всколыхнулась, но даже ее рев не смог заглушить сладкого хруста сломанной кости. Пол дрогнул у Мэтта под ногами; желудок подскочил к горлу. Камера поехала у оператора в руках, картинка мигнула и тут же сменилась невинной рекламой йогурта, однако мать уже потянулась закрыть сыну глаза рукой:

— Варварство какое-то… Зачем ты показываешь это ребенку?

— Профессиональный спорт, — отец пожал плечами. — Ну, не бери в голову, право слово: говорю тебе, пока ты волнуешься, эти двое сейчас пожимают друг другу руки за кулисами. Сколько, интересно, заплатили этому Киллбейну за показательный проигрыш? Не худший, впрочем, способ уйти на пенсию…

И Миллер-старший переключил канал на «Би-Би-Си», где уже шла заставка сериала о добром волшебнике со звуковой отверткой, который путешествует в пространстве и времени, чтобы защитить несправедливо обиженных, наказать по заслугам злодеев, а тем, кто разочаровался в детских идеалах, вернуть веру в мечту.

Схватка между Лесли Купер и Киллбейном, невольным зрителем которой стал Мэтт, вскоре получила статус легендарной. Она обросла таким количеством домыслов и слухов, что любому, кто вздумал докопаться до зерна правды, пришлось бы отплевываться от целой горсти плевел. Одни утверждали, что Лесли Купер отправила соперника в нокаут мощным ударом в висок, другие – что Эдди Прайор, лишившись маски, бежал с арены, поджав между ног хвост и отворачивая от камер усталое, ничем не примечательное лицо. Третьи видели его в аэропорту, спешно покидающим Стилпорт, а отец как-то показал Мэтту журнал, утверждавший, что Ходячий Апокалипсис отошел от дел, уехал в Мексику и выращивает там апельсины, хотя эта версия, скажем честно, и вовсе ни в какие ворота не лезла.

Мэтт и хотел бы обмануться, но не мог: поклонники, попавшие на шоу, снимали бой на телефоны, чтобы выложить дрожащее видео на ютьюб, фанаты резали его на гифки, чтобы перепостить на тумблере, а любительские фотографии за считанные часы облетели всю блогосферу, оказавшись у Мэтта во френдленте. Ведь тогда, на ринге, в присутствии тысяч зрителей и телекамер, в свете прожекторов и софитов, глава «Святых с Третьей улицы» Лесли Купер сломала Эдди Прайору по кличке Киллбейн его толстую шею.